Купил Иисус пачку пельменей, решил наконец-то поесть. Поставил вариться и думает, дай-ка я приберусь дома. А то пол не мытый, на полках срач, Петруше пофиг, он happy very much. Ну вот рукой решительной, он хватает пылесос, затаскивает его в комнату, ставит посреди аки колонна на Дворцовой площади. И тут в светлую голову приходит мысль, что надо бы новости посмотреть, ленту-то пролистную, в твиттер хоть одним глазком.
Вы скажите, а что же пельмени? Пельмени живы, но переварились. Об этом мне возвестили после того, как из открытой двери в мои ноздри проник дух неугомонный полуфабрикатов.
Выхожу я на кухню и вижу, что пельмени стоят забытые в кастрюле, в ванной горит свет, где полный воды в философском молчании стоит Штилля. Возвращаюсь в комнату.
- Киснущие пельмени в кастрюле, задумчивый Штилля, пылесос посреди комнаты как украшение интерьера... Знаешь, что-то мне подсказывает, что все это как-то связано. Я еще не понимаю как... Я как пойму скажу, честно.
Вы пельмени не видали?..
Снова иду на кухню мыть посуду. Спустя минуту ко мне выходит Иисус, с улыбкой более таинственной и загадочной, чем у старушки Джаконды накрывает тарелочкой несчастные пельмени в кастрюльке. Снова улыбается и идет к одинокому Штилле.
- Я все равно знаю что они там! - отвечаю я. - И они страдают там под тарелкой!..
Смеркалось как бы. Зимние ночи все длинней. Спустя какое-то время, когда я уже почти не мог выносить этот страдающий взгляд несчастных пельменей, которые грустно смотрели на меня из кастрюли и словно вопрошали "Почему, почему она нас бросила здесь одних на кухне, где даже лампочка мигает как в фильме ужасов? Whyyyyyyy?!", Иисус взял в свои руки пылесос. Адская гудящая машинка, словно созданная в адских кузницах, яростно засасывала пыль. В глазах Иисуса читался работун. С видом неугомонной Фрекенбок, Иисус пылисосил и блел чистоту. Я, признаться, тоже не остался в стороне и мужественно поднял ноги, когда гудящее нечто оказалось в приделах моей досягаемости.
Затем последовал мистер Проппер. А все мы знаем, про его вечную любовь к полу. Квартира медленно заполнялась запахом лимона, он которого у меня самого едва лимоны из носа не выросли. Работун был во всей красе! А если Иисус убирается, кто я такой, чтобы вмешиваться в это священное действие?)
Но мы забыли о главных героях этой повести, полной страсти, кровопролитных мистер пропперных битв и содомии с пылесосом - мы же забыли о пельменях! А они ждали, они помнили о нас! Точнее о Иисусе, который придет в свое великое второе пельменное пришествие. Они тихо лежали в той самой кастрюльке, потихоньку увеличиваясь в размерах от впитываемой влаги.
И вот о чудо! Иисус вспомнил о страданиях не съеденных пельменей и, кося на них с опасением, словно это не пельмени, которые вовсе не еда, а переодетые фашисты, которые только и ждут, чтобы выпрыгнуть и заявить:"Сдавайся, русский Иван!" Короче, с тем самым подозрением и еврейской недоверчивостью Иисус решил... Нет, не съесть. Это слишком просто, мои дорогие читатели сей печальной повести. Где же тогда интрига и накал страстей? Он решил их погреть.
Итак, спустя...сколько? Минут десять? С громкий воплем, прозвучавшим, кажется:"Блеать, пельмени!" *не дословная цитата автора*, он вылетел на кухню. И вот, спустя несколько минут на свет появились они. Да, господа и дамы, да! Они знали, что час их придет и он пришел! На тарелочке, прижавшись друг к другу тесто к тесту, они лежали и едва не танцевали от того, что о них таки вспомнили. И мало того что вспомнили, так еще и собираются есть, а не спустить покататься на водных аттракционах канализационной системы.
Едва не перекрестившись, с выражением великомученика, Иисус берет и натыкает на вилочку первого пельменного страдальца.
Трибуны замерли.
- А ниче так! - спустя минутного раздувания и тщательного пережевывания заявляет наш герой *второстепенный, конечно, ибо главные герои здесь - это пельмени*
Все танцуют и едят пельмени!
постскриптумp.s. Тарелка пуста, пельмени съедены. Обо всех недавних событиях нам напоминает лишь въедливый запах мистера Проппера по квартире и этот пост, который я написал аки шпийон перед лицом Гитлера, сохраняя полнейшую невозмутимость и poker face. Что сказать, я почти прокочался и не ржу когда пишу про Иисуса, а ведь он-то сидит напротив...